Три года назад в Японии произошло землетрясение и цунами. Можно было бы написать “мы пережили землетрясение и цунами”, но как-то не пишется, потому что на наш регион не выпало никаких последствий, кроме дефицита минеральной негазированной воды, которой на пару недель стало очень мало в магазинах.
В этот день отголоски землетрясения застали меня в Юниклошке, где я бродила глубоко беременная и вдруг увидела, как покачнулись стеллажи с одеждой. Я подумала, что может это меня штормит, но по замешательству других людей поняла, что это землетрясение. Спокойно, как и все, расплатилась и вышла, в машине еще почувствовала слабый толчок и включила телевизор. Показывали, как горит что-то на крыше здания на Одайбе в Токио, кружат вертолеты. Я подумала, ничего себе события – тогда эта горящая крыша выглядела из ряда вон выходящим событием, пока мы не узнали про остальное. Дальше хронологию я плохо помню, следующие 3 или 4 дня прошли с постоянно включенным телевизором, по которому непрерывно показывали информацию из префектур на том берегу. Там было серое месиво и ровные голоса, а у нас вообще ничего не было – небо голубое, холодный весенний ветер, спокойное синее море. По ночам на сотовых телефонах срабатывал сигнал тревоги и сообщения о возможном землетрясении, во всех префектурах без разбору, даже в отдаленных. Сигнал очень страшный, трескучий визг, особенно спросонья, кажется что все, пипец всем. Когда стали происходить вещи в Фукусиме, мы приобщили к постоянному эфиру еще и ноутбук, стало совсем неспокойно. Сами собой быстро выучились новые слова – нигооки, сангооки… и эта постоянная заставка со словом arigato, социальная реклама, которую крутили миллионы раз, отбивая один от другого выпуски новостей.
Когда ситуация с АЭС стала совсем непонятной, иностранцы срочно полетели из Японии по домам. Мы уезжать не собирались, здравый смысл подсказывал, что, учитывая горы и морское течение, до нас дойти не должно. Но была потребность что-то делать, поэтому мы закрыли окошки вентиляции в квартире и старались особо не лазить по улице, хотя наверное это было очень глупо. Потом муж отвез меня на юг , в Фукуоку, там до Фукусимы было в два раза дальше, чем до нас. Я там жила и писала в жж, а мне писали журналисты и вообще кто только не писал с запросами на комментарии о происходящем. Никому я конечно никаких комментариев не давала, потому что я ничего не видела, кроме новостей по телевизору. Колонны бронированных автобусов с военными и полицией, которые шли по хайвею на север – вот самое страшное, что я видела своими глазами в связи с теми событиями.
В общем-то я не буду поэтому писать ничего о том, что пережила Япония, об этом должны говорить те, кто ходил по руинам, говорил с теми людьми, таскал ящики с помощью. Изменилась ли жизнь японцев с того момента? Наверное да, но вот я замечаю, что рыдающих людей и чернуху особо не показывают. Как ни ужасно это звучит, японцам как будто судьбой предназначено страдать по независящим от них обстоятельствам, и они в этом фатализме органичны. Поэтому все, что касается землетрясения, выглядит скромно, деятельно, бесконечно тихо печально. Душу мне очень греет то, что у этой страны колоссальная способность к регенерации, их маниакальная страсть к порядку побеждает любую стихию. Им необходимо все прибрать , помыть – и жить дальше. Что бы с ними ни происходило, они приберутся аккуратно и будут жить дальше.
А учения на случай чрезвычайного происшествия проводятся в детском саду с первого года жизни детей, причем постоянно, раз в несколько месяцев. Даже малышам до года показывают, что они должны заползти под столики. При поступлении в садик дают уведомление о том, в какое убежище повезут детей в случае ЧП, при этом никто не будет предупреждать и звонить, мы сами должны знать, где их искать. А мы забыли, между прочим, куда – и я, и моя подруга. Надеюсь, после этого поста я завтра с утра попрошу это уведомление еще раз.
