Аккаунтов в соцсетях у меня нет (есть фб, но я им не пользуюсь), для личного общения найти меня наверное сложно, поэтому когда у кого-то есть ко мне дело, иногда люди пишут просто в комментарии к постам. Вчера я получила такое сообщение от однокурсницы, мы много лет не виделись, она предложила мне написать свои воспоминания о редакторе детской газеты “Чадо”, с которой по сути началась наша учеба и работа журналистами. Я вообще никогда не думаю о прошлом почему-то, и уж события 15-летней давности точно не вспоминаю, и когда я стала вспоминать Жанну…Короче говоря, судя по тоске, которая меня накрыла в этом флешбеке, я делаю вывод, что Жанна, да и вообще тот период в жизни много для меня значили. Осмыслить ее смерть в свое время я почему-то не смогла, это получилось только теперь.

Жанне было наверное 30 или немного больше, а я училась в старших классах школы. В 9 или 10 классе у меня появилось нерешительное желание попробовать стать журналистом, и я пошла (совершенно не помню, как именно)  в детскую газету. Сейчас я понимаю, что перезабыла все – были ли еще детские издания в Чите?…В области точно были, и благодаря Жанне мы общались, сейчас я понимаю, что это был великолепный стартовый проект, который буквально делал детям карьеру. Те, кому было интересно, вполне могли найти себе учителей, найти хорошие темы, вгрызаться в них, примелькаться преподавателям в вузе и редакторам взрослых изданий. Собственно, у меня так и получилось, и благодаря детской газете у меня по сути никогда не было проблемы сориентироваться в обществе и найти работу. 

Быть редактором детской газеты – по-моему, незавидный пост. Ты должен делать всю работу профессионально, чтобы ничего не развалилось, и даже более того, должен быть готов выгораживать своих птенцов, которые своими статейками так и норовят напороть косяков (мы ведь писали не только всякую детскую ерунду, но и интервью, репортажи, проблемные материалы, а в 16 лет я с удовольствием обо всех прямо писала все, что я думаю )) . При этом ты никогда не будешь так же популярен, как журналисты и редакторы взрослых газет, многие интересные мероприятия пройдут мимо, потому что ты вроде как не в теме. При этом Жанна была очень крутая, ее уважали, и у нее не было ауры школьного учителя.

В газете мы по-настоящему работали: делали разбор каждого номера, составляли список своих тем, распространяли подписку, одно время даже кажется гонорары получали. Жанна нас называла фамильярно по фамилии, рявкала хриплым голосом, была такая вся небрежная, всегда в темном, полноватая, с хорошим маникюром, ехидной ухмылкой и острым взглядом. Я пишу это и у меня ком в горле, почему – непонятно, ведь уже столько лет прошло, да и после окончания школы и перехода во взрослые издания мы не поддерживали тесных отношений. И я не могу понять свои чувства, мне грустно потому что она умерла или просто я грущу по тем временам.

Жанна возила нас по фестивалям юных журналистов, организовала выездную школу юнкоров, мы все время работали головой, пока имели отношение ко всему этому. Импульса, который она тогда дала, хватило лет на десять. Она заставила меня поверить, что страница детской газеты хоть и в 2 раза меньше газеты взрослой, но она – такая же настоящая, и это такая же работа и журналистика. Как она учила нас всему – непонятно, потому что я не помню уроков, лекций или нотаций, и никогда она не была особо ласковой, чтобы сгрудиться вокруг нее и спрашивать совета. Но информация усваивалась нужным образом, а главное – открывалась дикая жажда изучать, работать и добиваться. У нее кстати и папа был такой же, Родионов и газета “Земля”, вообще нерейтинговое крестьянское издание, которое не знаю кто читал. Но Родионов был фигурой с харизмой, и если Родионов сказал, что нормально написано – значит на самом деле нормально написано!

 В общем, я расстроилась напрочь, вспоминая все это. Жизнь была грандиозная, удовольствие открыть газету и увидеть три своих текста было у меня в 16 лет ровно такое же, как у любого профессионала в 30 или 40. Пока другие только паланировали в будущем стать юристами и врачами, мы уже были, и востог бурлил в голове, и интерес к жизни был в наивысшей точке. Не знаю, что думала о нас Жанна, мы конечно ее в меру боготворили, ведь это был единственный профессионал, до которого можно было дотянуться и через которого дотянуться до профессии. Но о ее соображениях и о ее жизни я лично не думала, а она никогда не делала это публичным. Что она чувствовала, доставали ли мы ее, нравилось ли ей вообще все это – я  не знаю. И теперь ее нельзя разыскать ни в каком фейсбуке, потому что ее просто нет, и те времена давно прошли.