Недавно вышел номер журнала CITY Владивосток, где мы с супругом выступили творческим дуэтом – его фото и мой текст о японских деревнях. Для меня это первая публикация после долгого перерыва, для него – дебют в качестве фотографа. Я этому событию очень рада, это освежает мои будни :) Поскольку журнал уже вышел, а когда до меня доберутся пдф-ки и бумажный экземпляр, непонятно, я выкладываю текст. Хотела разбавить его картинками – а нету ни одной подходящей! Сорри :) 

Жить поближе к центру – это инстинкт. Магнит собирает людей по всем закоулкам страны, тянет их из дома, бросает в скоростные поезда, несет по многоэтажным дорогам и мостам, плотно набивает людьми миллионы больших и маленьких коробок. Все хотят одного – быть как можно ближе к центру.

Почти треть населения Японии сконцентрирована вокруг мегаполиса Токио. Рядом – Йокогама, чуть дальше Осака, города перетекают один в другой, все побережье светится и дышит. Небоскребы, пронзенные хайвеями, искусственное небо, жидкие кристаллы и нанороботы – трудно поверить, что в этой стране осталось место для такого явления как деревня. Но Япония всегда найдет способ шокировать наблюдателя. И с деревнями у нее все хорошо.

Ясный намек на то, что не бетоном единым, дает красивейшее здание Осаки – Umeda Sky Building с открытой видовой площадкой на высоте 173 метра. У его подножья с одной стороны расположен изящный японский сад с водопадами, горбатыми мостиками и ивами, а с другой – наивный огород, в котором растет дайкон, капуста и лук. К огороду обращены скамейки, на которых отдыхают люди – возможно, для некоторых из них это единственная возможность увидеть овощи в естественной среде обитания. Но стоит отъехать от муравейника, и мы попадаем в совершенно иную Японию. Туристы никогда не видят ее – синкансен проносится мимо, смазывая все в расплывчатый штрих.

Японская деревня – это большие дома и маленькие автомобили, рисовые и соевые поля, фазаны, перебегающие дорогу. Ржавые винтажные вывески «Coca-Cola» и пряный мятный запах плесени. Таких мест много, что бы там ни говорили японцы про ограниченность территорий. А на границе города и села процветает slow-life – комфортная провинция без амбиций для тех, кому надоело спешить. Японская деревня совсем не похожа на русскую – в ней нет драматического оттенка лишений, зверской разрухи и стыдной нищеты. Но из нее так же, как из российского захолустья, уходит жизнь – тихо, год за годом, вместе с каждым, кто вырастает и уезжает в город. Сейчас это полудекоративное место, где бабушки и дедушки, согнутые пополам пожизненным трудом на поле, доживают так, как они привыкли: без нанороботов и жидких кристаллов, с дайконом в огороде. Но если деревня располагается где-нибудь на удачном пересечении дорог или в историческом месте, у нее есть шанс продлить свои дни и даже обрести некоторую славу.

Например, деревня может выступить в амплуа Родины Тунца – конечно, если там на самом деле правильно ловят хорошего, большого тунца. Тогда эта деревня будет тянуться вдоль самого берега моря узкими домиками, обшитыми почерневшими досками, повсюду будут сети и выцветшие поплавки, строгие кошки и старые лодки, причал и рыбный рынок, где все устроено своим, давно определенным порядком. Будет там конечно и укромный ресторан без вывески, совершенно неприметный, в котором, если все-таки туда проникнешь, подадут невероятно вкусную рыбу за немалые деньги. Будет и Праздник Тунца: в каждой деревне свой, во время которого гигантскую рыбину – голова размером с ведро – будут торжественно разделывать и продавать по кусочкам. 

Если нет моря – значит, наверняка есть горы, а значит, выращивают гречиху, а значит – быть деревне родиной собы, гречневой лапши. Тогда у деревни совсем другой вид. Вместо узких прямоугольных домиков – огромные дома, окруженные вековыми криптомериями. Ручьи и камни с фигурками водяных богов. Маленькие семейные рестораны: на первом этаже кормят, на втором живут. Колесо водяной мельницы медленно перемалывает гречиху в муку, из которой тут же, на глазах посетителей, мастер вымешивает плотное серое тесто и нарезает тонкую лапшу, которая сразу отправляется на кухню.

Внутренний туризм позволяет таким местам продержаться вдали от цивилизации вполне достойно: о них пишут в интернете, к ним ведут хорошие дороги. Это не приманит молодежь на пмж в деревню, но сохранит дух и стиль подлинной непарадной старины. Gokayama и Shirakawa-go – затерянные в горах деревни в 500 километрах к северо-западу от Токио. Они вошли в наследие ЮНЕСКО благодаря своей архитектуре, необычной для остальной Японии. Чтобы защитить дома от многометрового слоя снега, двускатные крыши с углом строго 60 градусов покрывали соломой, укладывая слои один на другой подобно черепице. Это единственное место в стране, где применялась такая технология, и сказочные соломенные крыши продолжают служить поколениям своих хозяев, как и 300 лет назад. Деревни стали туристическим местом для некурящих, а их жители спокойно занимаются своими делами, выкапывают дайкон и очищают корни лотоса, поглядывая на вереницу горожан с фотоаппаратами. Пока крыши целы и невредимы, здесь никто не хочет перемен.

Рустикальная эстетика не могла не затронуть души японцев, которые ценят все чистое и безыскусное и склонны разглядеть весь мир в одной травинке. Японский сельский стиль – это изысканный примитив, причем весьма престижный. Те, перерос оголтелый гламур, находят утешение в обратном – сером, мешковидном посконном антигламуре. Сами японцы не придумали этому стилю единого названия – по крайней мере, каждый бренд описывает его своими словами. Упоминаются loose casual, natural, чаще других – maman style. Все эти определения объединяет  одна идея – простота. Минимум рисунка и деталей, цветовая гамма неживой природы – все оттенки серого и белого, реже коричневый, темно-синий и черный. Из европейских стилей по духу более или менее близок Eco – однако, полное сексуальное безразличие ставит maman style на особое место, где он одинаково далек от всех, а потому слегка инопланетен. Грубая отделка обманчива, на самом деле вещи деревенского стиля обладают высоким качеством, выполняются часто вручную из органических материалов. Кривые стежки, вмятины, сыромятная кожа и холстина расслабляют суетливого горожанина, позволяют ему ощутить покой и абсолютную внутреннюю свободу – то, чего не может дать город.